Я еду в поезде, наблюдая за убегающими куда-то домами. Еще пару месяцев назад, покидая что-нибудь – город или человека, я впадала в жуткую депрессию и постоянно тормошила в голове воспоминания, теряя чувство реальности.

Сейчас, хоть я уезжаю из одного замечательного городка, я абсолютно спокойна и уравновешенна, так как события, произошедшие совсем недавно, изменили меня и мою жизнь.

В этот город я приехала месяц назад. Точнее, не приехала, а просто сбежала от проблем, которых стало безумно много. Здесь жила моя тетка. Приняла она меня довольно прохладно, чего и следовало ожидать: она не видела меня с раннего детства.

Я считала, что смена обстановки поможет мне хотя бы ненадолго отвлечься от трудных задач, оставленных мною в родном городе, однако и тут оказались свои гнетущие недоразумения, недомолвки и явственное понимание того, что я здесь лишняя. Но я была слишком подавлена, чтобы бежать куда-то дальше, тем более что это не представлялось возможным: денежный запас был строго ограничен, да и мест, где бы меня приняли, я знала мало.

Мне нужен был человек, способный понять меня и вновь поставить на ноги, поскольку я не смогла сделать сама…. Но знакомиться не получалось: что-то внутри меня властно говорило «Нет!», и злобно захлопывало дверь в душу. Так продолжалось бы и дальше, если бы не одна случайность.

Был тоскливый пасмурный день. Я бродила по узким улицам в поисках работы – тетка ясно дала понять, что не жаждет видеть меня в своем доме. Ноги ужасно болели, кроме того, мои старые осенние туфли впитали в себя доброе количество воды из многочисленных луж. Я всмотрелось в красочную витрину, и не без грусти стала подумывать о возвращении домой. Здесь я была абсолютно чужой и никому не нужной, да и можно ли укрыться от проблем вечно?

Внезапно я ощутила на себе чей-то сосредоточенный взгляд. Я обернулась. Раздался негромкий щелчок. В толпе прохожих стоял молодой темноволосый мужчина, вооруженный фотоаппаратом. Пока я собиралась с мыслями, он сделал еще несколько снимков

– Вы что, всех подряд фотографируете? – поинтересовалась я.

– Нет, только самых интересных и необычных людей,– ответил он, повесив фотоаппарат на шею. – Могу сказать с полной уверенностью, что вы не здешняя и что у вас какая-то проблема.

– Проблемы есть у всех,– улыбнулась я.

– Это правда. Так откуда вы?

– Да так, из одного большого шумного города, в котором живет много людей.

– Он показался вам слишком тесным? – спросил незнакомец

– Можно сказать и так.

– Знаете что, давайте продолжим наш разговор в кафе, а то я продрог от этой ужасной погодки.

Сперва я хотела было отказаться, сославшись на какую-нибудь нелепую причину, а потом подумала: «А почему бы и нет?». Тем более в нем было что-то, чего я не замечала у других людей этого городка.

– Так значит, ты ищешь работу?

– Да, но ничего подходящего нет.

Собеседник задумался, крутя в руках трубочку от коктейля

– А ты никогда не пробовала себя в качестве фотомодели?

Я отрицательно покачала головой.

– Я как раз подыскиваю подходящую девушку. Уже дважды обращался в агентства, но без толку. Они все как куклы, размалеванные куклы. А в тебе есть загадка, своя изюминка. Это очень важно. Ну так как?

– …

– Много предложить не могу. Сто рублей за два часа устроит?

– Ну хорошо, я попробую.

Какая из меня могла получиться модель? Я совершенно не знала, как двигаться перед объективом фотокамеры, что делать. С трудом припоминая свои попытки фотографироваться в детстве, я невольно ощутила себя маленькой девочкой, в которой борются страх и интерес.

Во время нашей прогулки к его мастерской он рассказал о своем проекте и попутно расспрашивал обо мне. Сперва я отвечала кратко и путано, а потом успокоилась, решив, что нужно перестать прятаться. Мастерской оказался небольшой двухэтажный с несколькими квартирами. Он имел нежилой вид. Мой спутник пояснил:

– Здесь собираются разного рода творческие натуры: художники, скульпторы, музыканты. Пусть внешний вид тебя не смущает. Тут очень уютно, надо только привыкнуть.

Чавкнул замок, и мы вошли в просторную светлую комнату. Мебели там почти не было, за исключением нескольких стульев и дряхлого стола на трех ножках. Узенькая винтовая лестница вела на второй этаж. Вокруг были разбросаны кисточки, разорванная бумага и пустые бутылки. Около стены лежало несколько мрачных картин.

– Мы снимали эту комнатку с одним художником.

– И где он теперь? – спросила я, бегло осматривая помещение.

– Не знаю. Художники – вольный народ. Сегодня здесь, а завтра – где угодно. Располагайся.

Я сняла плащ и положила его вместе с сумочкой на стул.

– Здесь у вас не жарко,– вполне резонно отметила я.

– Легко сказать «не жарко», сложнее не замерзнуть,– улыбнулся фотограф. – Сядь на стул около стены и распусти волосы.

На окнах не было занавесок, а на стенах виднелись трещины.

Квартирка имела довольно убогий вид, хотя все вместе это походило на романтическое приключение, которого мне явно не доставало. Включив люминесцентную лампу и достав откуда-то другой фотоаппарат, мужчина внимательно осмотрел меня с головы до ног.

– А у тебя что-нибудь под кофтой есть?

– Топ, смущенно ответила я.

– Тогда снимай ее. Не бойся, я не кусаюсь, если только в полнолуние.

«Что ж, это даже забавно»,– подумала я. По телу пробежали мурашки то ли от холода, то ли от азартного возбуждения.

– Скажи, я как ты догадался, что я приезжая?

– Профессиональная выучка. Тем более ты все так внимательно рассматривала. Люди, прожившие здесь хотя бы год, уже не видят и не замечают ничего вокруг себя, впрочем, так везде,– с оттенком обыденного равнодушия ответил фотограф. Раздался первый щелчок.

– Подвигайся, расскажи что-нибудь.

– Что, например?

– Допустим, о себе.

– Я родилась в довольно крупном городе в семье со средним материальным достатком. Вскоре после этого родители разошлись, и отца я больше не видела. Потом я окончила школу и поступила в институт.

– А что тебя привело сюда? Не поверю, что простое любопытство,– продолжал расспрашивать меня через глазок своего аппарата.

– Нет, я приехала сюда вовсе не на экскурсию.

– А зачем?

– Хотела сбежать.

– От чего?

– От проблем, от себя, от семьи.

– Но ведь от этого никуда не деться.

– Знаю, но мне слишком тяжело, чтобы это выносить.

Мужчина опустил фотоаппарат.

– Что-нибудь не так? – спросила я.

– Нет. Хочешь чаю без сахара, зато с коньяком?

– Ну, если без сахара…– улыбнулась я и понадеялась на то, что коньяк с водой потеряет свою крепость.

Через пять минут мы уже сидели на матраце в углу и распивали горячий чай из граненых стаканов. Душа потихоньку начинала отогреваться, а язык развязываться

– Так что у тебя произошло?

– У меня есть парень. Мы встречаемся с ним уже четыре года. Он был первым мужчиной, в которого я влюбилась, и первым мужчиной который побывал у меня в постели. Мы даже подумывали о том, чтобы пожениться. Но сначала мешала школа, потом институт…. Наверное, именно он стал разделять нас. Мы постепенно становились чужими, стали ссориться. Он корил меня за то, что я уделяю ему мало времени. Впрочем, я действительно ухнула в учебу. Но все это можно еще было пережить, если б… – я запнулась.

– Что? – осторожно спросил собеседник.

– Если б я не узнала о том… – в моих глазах заблестели искорки слез. – Боже! Он встречался с ней два года и ничего не говорил мне. Слезы в два ручейка быстро пронеслись по моим щекам и повисли на подбородке.

– Два года! Как же это ужасно! Как он мог! Я прокляла все на свете. Но он пришел, стал просить прощенья, сказал, что любит нас обеих и не может жить без каждой из нас.

Я уткнулась в грудь фотографа. Он сочувственно обнял меня.

– Я пыталась забыть о нем, встречаться с другими парнями, но не могу. Я слишком его. И он меня любит. Вот если бы не эта…. – слезы лились бешеным потоком. Все что хранилось в душе, наконец, вырвалось наружу.

– Я не могу жить без него. Не думай, что это громкие театрализованные слова, нет, это жестокая ненавистная реальность, от которой я убежала сюда….

Он обнял меня крепко-крепко, а я все рыдала и говорила, говорила, а потом снова рыдала. А он все слушал, переживая каждой мое слово, как личную драму.

Когда яростная буря эмоций изредка напоминала о себе лишь редкими всхлипываниями, за окном было уже темно. Кроме того, по бульварам и проспектам зашагал дождь.

Мне стало легче, действительно легче. Правда вопрос «Что делать?» так и остался открытым. Чай уже кончился, коньяк тоже.

– Спасибо. Спасибо, что выслушал меня,– чуть сиплым голосом поблагодарила я, кутаясь в тонкую бежевую накидку.

– Ты знаешь, я прекрасно понимаю твои чувства. Мне тоже захотелось поведать тебе одну историю, которую я не рассказывал еще никому. Восемь лет назад в одном небольшом городке жил-был начинающий фотограф. Дела его шли довольно неплохо, но временами не на что было купить кусок хлеба. Этот фотограф встречался с красивой девушкой. Она была очень умна и очень честолюбива. Живя в неблагополучной семье, она знала цену каждой копейке.

Фотограф и его модель страстно любили друг друга и прекрасно дополняли. Но в один прекрасный момент она сказала ему: «Прости, я больше не могу так. В этой жизни правят те, у кого карманы набиты деньгами» и уехала в другой город с корифеем модельного бизнеса. Фотограф долго не мог понять, как можно было променять их любовь на деньги. Он искал ее днями, в надежде, что все вернется, а ночью работал, чтобы собрать приличный капитал для своей возлюбленной. Однажды фотограф узнал, в каком городе она живет, и сразу же помчался туда, захватив с собой лишь фотокамеру да спортивную сумку с вещами. Приехав и поселившись в однокомнатной квартирке со скверной хозяйкой, фотограф стал искать свою принцессу. Все дни напролет он бродил по серым незнакомым улицам, в надежде, что удача улыбнется ему. И вот однажды его молитвы были услышаны – он увидел ее на центральной площади. Всего несколько метров разделяли их, но он так и не смог подойти…– мужчина замолчал и опустил голову, наверное для того, чтобы я не смогла увидеть мокрых ресниц.

– И они так и не встретились?

– Нет. Фотограф остался жить в этом городе, перебиваясь редкими заказами. Он так и не поговорил с ней.

За окном вовсю шумел холодный осенний дождь. Сквозняк раскачивал паутинку на окне, на которой балансировал паучок-эквилибрист.

Каждый из нас в эту минуту думал о своем. Мы оба молчали, но эта тишина сближала и согревала нас. Внезапно я усмехнулась и небрежно выронила:

– А ты знаешь, мне ведь некуда идти.

– Правда? – удивился фотограф.

– Да. Тетка убьет меня, если я прибуду к ней так поздно.

– Оставайся у меня,– как-то невзначай бросил он. – На втором этаже есть еще пара матрацев и ватное одеяло. Конечно, так должна быть и подушка, но за это я не ручаюсь.

Я попыталась встать, но голова закружилась, и я уселась на прежнее место. Да, коньяк давал о себе знать.

– Давай, я провожу тебя наверх.

– Буду очень признательна.

Поднявшись вместе со мной по лестнице на второй этаж, он помог мне разыскать все спальные принадлежности, поскольку там не оказалось света. Когда я улеглась на два толстых упругий матраца и накрылась мягким одеялом, он, пожелав мне спокойной ночи, направился к лестнице, но мой оклик остановил его.

– Скажи хоть, как тебя зовут.

– Дима, а тебя?

– Светлана.

– Что ж, приятно познакомиться.

– Взаимно.

Глухие шаги становились все тише. Вскоре внизу потух свет, и глухая темнота увлекла меня с собой в далекое молчаливое странствие. Проснулась я около десяти часов утра. За окном было серо, мокро и убого, так что захотелось снова уткнуться в подушку и не просыпаться до наступления ясной погоды. Бродяга-сквозняк бездумно шарил повсюду. Недалеко от меня обнаружился маленький холодильник, в котором обычно хранят пиво. Судя по названию, он был немецкого или австрийского производства. Но, поскольку немецкий язык не был мною изучен, я решила оставить лингвистические изыскания истинным фанатам своего дела, и заглянула внутрь.

К моему счастью, в нем оказались несколько кусочков копченой колбасы, полпачки масла и хлеб. А еще я обнаружила там нож, три вилки и две ложки.

– Зато удобно – все в одном месте,– пошутила вслух я.

Заглянув в морозильную камеру, если таковой ее можно назвать, я вытащила оттуда черные женские трусики.

– Истинно холостятская дыра.

Одеваться не пришлось – вся одежда, хоть и немного помятая красовалась на мне со вчерашнего дня,– и я, захватив найденную усладу для моего желудка, спустилась вниз, где, путем тщательного изучения местного антиквариата, я нашла электрическую плитку и полуторалитровую бутылку воды.

«Интересно, тут есть водопровод или хотя бы туалет?»– пронеслось у меня в голове. Но урчащий желудок заставил меня переключить все внимание на него.

Сделав себе пару бутербродов и чай (благо, заварка осталась со вчерашнего дня), я кое-как перекусила. Потом я заехала к тетке за вещами (хорошо, что не наткнулась на нее саму) и, оставив ключ от квартиры в почтовом ящике, вернулась к Диме.

– Надеюсь, ты не против? – спросила я, указывая на сумки.

– Нет,– покачал головой он, держа в руках изрядно помятый журнал мод, с которого улыбалась красивая белокурая модель. – Я ходил с утра в редакцию, надеюсь, ты нашла, что положить в желудок?

– Да, спасибо.

Сняв плащ, я села рядом с ним.

– И что там сказали?

– Сказали, чтобы я приходил через месяц.

Дмитрий уткнулся взглядом в яркую картинку. По комнате растеклась тишина, вздрагивающая лишь от шума машин за окном и всплесков воды из луж под их колесами.

– Это она? – осторожно спросила я.

– Теперь я уже не знаю, она ли это? Может, да, а может, и нет,– отшвырнув журнал в сторону, Дима тихо предложил:

– Давай поработаем.

Зажегся свет, легкое волнение укололо кончики пальцев, и мы снова разговорились…

Никогда бы не подумала, что позировать так сложно. Через полчаса я уже вовсе забыла о холоде, а еще через полчаса бессильно шлепнулась на стул.

– Стоит прерваться,– сделал вполне уместный вывод Дмитрий и погасил люминисцентные лампы.

– Ты немного отдохни, а потом сходим в кафе, пообедаем.

– Знаешь, я все хотела поинтересоваться, есть ли тут туалет и кран с водой.

– Тут есть даже ванна,– преободряюще сообщил Дима.

– Неужели?

– Ну, может быть, не совсем тут. Пойдем, я покажу.

Мы вышли из квартиры.

– Когда-то очень давно, чуть ли не в начале двадцатого века, жил здесь один архитектор, который и спроектировал этот дом. Позже, когда он умер, все здесь поделили на двухэтажные квартирки и хотели было их выгодно продать, да потом выяснилось, что в одной из них водопровод, в другой – канализация, в третьей – кухня. Если все перестраивать, то вся постройка сломается, как карточный домик. Вот его так и оставили.

Мы остановились около одной их дверей.

– И как же вы здесь живете?

– Ходим друг к другу в гости.

– А если никого нет?

– А у нас везде замки одинаковые, да и особо ценного никто не хранит. Главное – доверие.

Дмитрий постучал в дверь. Послышалось глухое ворчанье.

– Кто?

– Свои.

– А если свои, то почему ключом не пользуетесь?

– Чтобы ты не подумал, что воры залезли. Маршал, открывай.

Дверь нехотя скрипнула. Из-за нее появилась седая голова художника. – А, это ты, ну заходи. А это еще кто?

– Друг. Знакомьтесь. Маршал, это Светлана. Светлана, это Маршал.

– Очень приятно,– улыбчиво сказала я. Мужчина подозрительно оглядел меня и впустил.

– Маршал, а ты почему дверь не запираешь? – поинтересовался Дмитрий.

– Да ключ никак не могу найти. Уже в четвертый раз теряю за последние три месяца.

– Туалет там,– указал рукой Дима на длинную красно-коричневую занавеску, около которой стояла незаконченная картина.

Увидев старую чугунную ванну бежевого цвета, я поинтересовалась, можно ли искупаться.

– Колонка что-то барахлит,– мрачно отозвался Маршал. – Если будет нагревать, то можно и в ванну.

Как-то странно покосившись на меня, он недружелюбно сказал:

– Скоро буду с каждого, кто ко мне приходит, деньги брать.

– Тогда еду придется готовить в колонке и запивать чаем из ванной,– усмехнулся Дима.

Когда мое уставшее тело погрузилось в горячую воду, я на мгновение забыла обо всех проблемах и несчастьях, преследующих меня неотрывно.

Дима и Маршал заговорили о своем, а я стала перебирать в голове события этих двух дней. Как я могла пойти с незнакомым мужчиной в незнакомое место в совершенно незнакомом городе? Как Сама Осторожность решилась на это? Впрочем, мне уже порядком поднадоело постоянно оценивать свои поступки, ругать себя за плохое и хвалить за хорошее. Наверное, так должно было случиться, так повелела судьба.

После получасового блаженства я немного остыла, оделась потеплее, и Дима повел меня обедать в местное кафе. Там он стал рассказывать мне о жильцах этого странного дома: о Маэстро (вечно простуженном, но очень талантливом скрипаче), о Везунчике (самом молодом художнике, смотрящем на жизнь более, чем пессимистично, но которому при этом частенько улыбалась удача), о Медведе (скульпторе, которого однажды чуть не удавил Медведь) и прочих незаурядных личностях. Я с любопытством слушала Диму и попутно разглядывала его. Достаточно длинный нос, выразительные темные глаза, видящие человека насквозь, пышные черные волосы. А еще у него были удивительные руки, одновременно сильные и нежные, с длинными пальцами виолончелиста. Не знаю, почему, знакомясь с мужчиной, я прежде всего смотрю на его руки. Моя школьная подруга, зная эту странность, шутливо толковала ее так: «Ты просто высматриваешь, нет ли на безымянном пальце кольца». Как она была сейчас далеко.

После обеда мы решили прогуляться по городу. Вокруг нас встречали те же мрачные люди, лужи и грязные, вечно спешащие куда-то, машины.

– А посему того старого художника ты называешь Маршал? – поинтересовалась я, засунув руки в карманы.

– поговаривают, что однажды он очень удачно нарисовал какого-то маршала и тот заплатил ему за картину втридорога. С тех пор за ним и ходит попятам эта кличка.

– А как его настоящее имя?

– Не знаю. Ручаюсь, что никто не знает. Тут всем дают забавные прозвища, забывая настоящие имена.

– А почему у тебя нет прозвища?

– Трудно сказать. Похоже, ни одно прозвище мне не подходит. Мы молчаливо побрели дальше, стараясь не наступать в лужи (оба знали слабые стороны своей обуви).

– Знаешь, я в этом городе уже целый месяц и еще ни разу не видела солнца,– не без удивления призналась я.

– А я в этом городе уже четыре года и видел солнце считанное количество раз. Этот город вообще очень мрачный и пасмурный. Может оттого, что его опутывает целая сеть рек и от них много испарений, а может из-за большого количества машин. Но мне почему-то кажется, что город – вечный меланхолик оттого, что люди бегут сюда от своих проблем. Я настороженно посмотрела на Диму.

– И дело не конкретно в ком-то,– сразу пояснил он. – Сюда прибежала ты, и я, и почти все жильцы нашего дома, да и вообще добрая половина населения городка. Все бегут от проблем, несчастий, неудач, считая, что оставляют их на прежнем месте, а на самом деле, они приносят их с собой. Когда кто-то решает свои проблемы и уезжает отсюда, город улыбается и появляется солнце.

Но большинство беглецов остаются здесь, сперва теряя свои имена, потом свои лица, и живут, пока не потеряют самих себя. Они впускают в свою душу дождь и становятся полноценными жителями города резиновой грусти и каучуковой печали.

Посмотри на жильцов нашего дома. Они уже постепенно теряют себя и вскоре окончательно превратятся в пасмурных людей. Маршал, Маэстро, Ганс, Спичка, Медведь – они уже стали такими. Теперь очередь за нами.

– Но ведь у тебя осталось имя, значит, ты не такой, как все,– возразила я.

– Просто процесс переработки нормального человека в человека Пасмурного города несколько затянулся.

– Так почему же ты не уехал отсюда? – спросила я, потрясенная обреченностью его слов.

– Я не могу. Что-то держит меня и не отпускает. Так же и ты не можешь отказаться от причины своего бегства сюда. Пока мы не закончим работу над ошибками, нас не допустят к новой главе.

По лужам заплясали озорные капельки дождя. Было похоже, что какой-то крошечный гном-невидимка шлепает по лужам в своих деревянных башмачках.

Домой мы прибежали абсолютно вымокшими. Я вся побелела от холода. Меня трясло. Дима закутал меня в одеяло и включил плитку, а потом ненадолго куда-то ушел. Вернулся он с полупустой бутылкой водки.

– Здесь заболевать нельзя – а то никогда не вылечишься. Дожди у нас опасные. Вот Маэстро искупался однажды под небесным водопадом городских слез, да и заболел. С тех пор он постоянно кашляет.

Я попыталась объяснить, что вообще не употребляю спиртное, и уж тем более водку, но мои мольбы о пощаде оказались тщетны.

– Пей,– приказал Дима. – Растирать я тебя не буду – мы еще не настолько хорошо знакомы, так что пей.

Он отлил себе водки в пластиковый стаканчик и, поморщившись, мгновенно осушил его. Да, мне бы такую выдержку.

– Ну давай же, пей,– подталкивал он меня к ответственному решению о свержении закона с монумента железных принципов. – Вчера же коньяк пили.

– Так это с чаем.

– Пей, тебе говорят!

– А … а закусить чем-нибудь можно? – химия оказалась права – железо тоже плавится, принимая любую форму.

Вскоре озноб прошел и теплая волна то ли от водки, то ли от плитки захлестнула все тело. Дима достал откуда-то толстый альбом с фотографиями моделей и принялся показывать свои лучшие работы. Икнув, я спросила:

– А почему на большинстве твоих снимков девушки голые?

– Это старые фотографии. Тогда я увлекался поиском идеального женского тела.

– А зачем? – спросила я, подперев рукой голову, чтобы не уткнуться в альбом носом.

– В то время я боготворил телесную красоту. К сожалению, я слишком поздно понял, что внешнее совершенство далеко не всегда говорит о внутреннем благополучии.

– А ты бы х… хотел снять меня … обнаженной? – спросила я, изо всех сил пытаясь не уронить голову.

– А ты бы сама этого хотела?

– Не знаю,– призналась я. – Почему ты смеешься?

– Просто я очень давно не видел девушку, которая напивается со стакана водки,– ответил он и снова тихо усмехнулся. В уголках его рта появились очаровательные морщинки. Во мне проснулась крайняя обида. Да как он посмел назвать меня пьяной?

– Ты думаешь, я пьяная? Нет, ты думаешь, я пьяная?

– Думаю, да,– улыбнулся Дима.

– Ты, ты …– обида кипела во мне и вдруг нашла непредсказуемый выход. – Да, ты прав, я пьяная. Я же предупреждала, что не пью,– жалобно протянула я и, едва удерживая веки от того, чтобы закрыться, тихо попросила:– Отнеси меня наверх, ладно?

Утро следующего дня предстало передо мною, как и предыдущие, серым и болезненным, к чему надо было бы еще привыкнуть, но у меня не получалось. Всякий раз, просыпаясь, я с полминуты не открывала глаза, надеясь, что появится золотой брелок в небе, однако из окна на меня смотрел привычный серый тюль Пасмурного города (после недавнего разговора я так и стала называть свое временное убежище).

– Тук-тук, можно? – раздался уже привычный ласковый голос.

– Кто там? – застенчиво поинтересовалась я.

– Это утро,– улыбнулся Дима. – Одевайся, и пойдем завтракать к Гансу и Спичке. Они, наконец, продали два плода совместного труда и сорвали неплохой куш,– радостно пояснил он. Но в голове у меня вертелось совсем другое..

– Одевайся?– я осторожно подняла одеяло.– Ты что, раздел меня?!

– Конечно, как я мог упустить такой шанс! – усмехнулся Димка. – Твоя одежда уже просохла над плиткой, сейчас принесу.

– Стой! – я пыталась сохранить здравость рассудка и припомнить, что же было вчера. Смущенно потирая у виска, я спросила:

– А … Дим, что случилось после того, как мы … то есть я попросила отнести меня наверх?

– А ты не помнишь? – удивился Дима.

– А что я должна помнить? – насторожилась я.

– Ты не помнишь, как стала приставать ко мне?

– Я?! Врешь!

– Значит, действительно не помнишь,– посочувствовал он. – Я пытался объяснить тебе, что мы мало знакомы, что ты изрядно пьяна, но на тебя это не действовало. Ты все спрашивала: «Ты думаешь, я пьяная? Ты думаешь, я пьяная?», а потом стала целовать меня и …

– И …– повторила я.

– И … сама понимаешь,– закончил он.

– Правда?

Возникла зловещая пауза, внезапно разрешившаяся смехом.

– Нет, конечно. Это шутки у меня такие, шутки.

Я продолжала недоверчиво смотреть на Диму.

– Ну сама посуди, ты отрубилась почти тут же.

Я попыталась ударить «шутника», но он вовремя увернулся.

– За что?

– За плохое чувство юмора! – выкрикнула я.

– А ты, кстати, тяжелая! Худеть надо,– продолжал смеяться Дима.

– Это кость у меня широкая и тяжелая! – раздосадовано взвизгнула я и запустила в него подушкой.

– Я жду тебя в девятой квартире. Не опаздывай,– донеслось вместо извинений снизу.

Завтрак оказался настоящим пиршеством. Жареная рыба, две разновидности салата, икра, фрукты, дороге вино и множество прочих вкусностей. Люди здесь жили по принципу: «то густо, то пусто» и не унывали. Дима искренне радовался за друзей, будто он сам продал свои работы, над которыми трудился долгое время. Он шутил, рассказывал смешные истории, не забывая при этом положить что-нибудь в рот.

Кстати, Спичка был прирожденным кулинаром, хотя внешне походил скорее на смычок от скрипки Маэстро, нежели на повара. Высокий и худой, он считал делом всей своей жизни писать картины, смысл которых был сокрыт от меня за гранью доступного. На мой взгляд, готовка еды на плите Ганса удавалась ему куда лучше.

– Выпьете вместе с нами? – учтиво спросил Маэстро.

Я вздрогнула и молниеносно выпалила:

– Нет!

Дима, оказавшийся случайным свидетелем этой сцены, чуть заметно усмехнулся.

После пиршества потянулись разного рода споры, преимущественно о живописи и музыке, в которых мой сосед принимал активное участие. Но в результате все свелось к жалобам на жизнь и болезни. Маэстро сетовал на кашель, Маршал на боль в спине, Медведь на артрит.

Кстати, последний сам по себе напоминал медведя: крупный, высокий, коротко подстриженный, с красным лицом и пышными рыжими усами. У меня почему-то сразу вспыхнула перед глазами их схватка с медведем в зоопарке. Я увидела, как огромный мохнатый зверь вырвался из клетки и, обезумев, бросился в толпу. Громко рыча, он всей своей массой придавил беднягу. Но наш Медведь не из слабаков. Он схватил зверя своими толстыми крепкими руками с короткими пухлыми пальцами и скинул себя.

Я могла представить этого человека в качестве повара или, скажем, пивовара, но вот как в нем мог воплотиться талант скульптора – для меня оставалось загадкой.

Как ни странно, хотя мне уделали мало внимания, я вовсе не чувствовала себя чужой. Наоборот, каждая история, услышанная за этим столом, начинала самостоятельно жить в моем сердце. Мне почему-то казалось, что все люди, собравшиеся здесь,– родные и что я в какой-то степени тоже близкий им человек. И мне хотелось обнять их крепко- крепко, всех до единого, и не отпускать никогда.

– Ну, как тебе наша компания? – спросил Дима, когда мы вернулись в его квартиру.

– Они все такие замечательные! – восторженно отозвалась я.

– Да, они и в правду удивительные люди. С ними я научился радоваться любой мелочи, любому пустяку, поскольку никогда не знаешь, что будет завтра. А еще я научился смотреть на людей изнутри.